Произведения поэтов и писателей разных стран для детей 6-7 лет Содержание Поэзия Л. Станчев. «Осенняя гамма»
|
|
 Скачать 1.63 Mb.
|
|
А. Линдгрен «Принцесса, не желающая играть в куклы» (пер. со швед. Е. Соловьевой) Жила-была на свете принцесса. Звали ее Лисе-Лотта. Волосы у нее были светлые, кудрявые, глаза голубые, почти как у всех принцесс. А еще была у нее целая комната игрушек. Чего там только не было: и чудесная маленькая мебель, и игрушечные кухонные плиты с настоящими маленькими кастрюльками и кофейниками. Были там и всякие игрушечные звери, и мягкие игрушечные кошки, и косматые игрушечные собачки, и кубики, и коробки с красками, и альбомы для раскрашивания, и настоящий игрушечный магазин с изюмом, миндалем, сахаром и леденцами в коробочках и много-много кукол. Но принцесса не желала играть в куклы. Не желала - и все тут. Ее мама-королева всякий раз огорчалась, когда видела, как Лисе-Лотта сидит невеселая в своей красивой комнате с игрушками и все о чем-то думает да думает. - Лисе-Лотта, почему ты не хочешь в куклы играть? - Это так скучно, - отвечала Лисе-Лотта. - Может, тебе купить новую куклу? - спрашивала королева. - Нет, нет, - отвечала Лисе-Лотта, - я вовсе не люблю кукол. И тогда королева стала думать, что Лисе-Лотта захворала, и послала за собственным доктором принцессы который тут же явился и дал новое лекарство. Теперь то уж она приободрится, повеселеет и начнет играть в куклы, - решил доктор. Но не тут-то было. Лисе-Лотта, правда, попыталась успокоить свою маму-королеву. Сотни миленьких кукольных платьиц висели на маленьких-премаленьких вешалках, оставалось только выбирать. Она взяла куклу в голубом платьице и надела вместо него красное. Но тут же, едва успев переодеть куклу и взглянуть на нее, сказала: - Ты такая же противная, как и была. И, зашвырнув куклу в угол, заплакала. Принцесса жила в необыкновенно красивом замке вместе с папой-королем и мамой-королевой. И была у них целая сотня придворных дам и столько же кавалеров. У Лисе-Лотты ни братьев, ни сестер не имелось, и других детей она не знала. Королева считала, что маленькой принцессе не подобает играть с детьми, которые родились не принцессами и не принцами. Лисе-Лотте, никогда не видавшей других детей, казалось, что на свете есть одни только взрослые, а маленькая она одна. Если иногда какая-нибудь из придворных дам пыталась поиграть с Лисе-Лоттой, девочка замыкалась, потому что считала это нелепым, садилась на стул и молчала. Замок располагался посреди большого сада, а вокруг тянулась высокая каменная стена. Заросшая колючими розами, она все равно оставалась высокой каменной стеной, так что не выглянешь на волю и не узнаешь, что за этой стеной находится. Правда, в той стене были чудесные ворота с высокими решетками, которые открывались и закрывались всякий раз, когда король выезжал в своей золоченой, запряженной шестеркой белых лошадей карете. Но у ворот всегда несли службу королевские солдаты, и Лисе-Лотта не хотела туда ходить: она была немножко застенчива. В самой глубине сада находилась маленькая-премаленькая решетчатая калитка. Ни одного солдата возле нее на страже не стояло, калитка была заперта, а ключ висел рядом на крючке. Принцесса часто гуляла у этой калитки и смотрела на волю. Но однажды случилось нечто удивительное. Подойдя к решетке, принцесса увидела, что за ней стоит человечек ничуть не больше ее самой. Это была просто-напросто маленькая девочка, точь-в-точь такая же маленькая, как и сама принцесса, только платье на этой девочке было не шелковое, как на Лисе-Лотте, а ситцевое, в скромную клеточку. Девочку звали Майей. - Почему ты такая маленькая? - спросила Лисе-Лотта. - Не меньше, чем ты, - ответила Майя. - Так-то оно так, - сказала Лисе-Лотта, - но мне казалось, что я - единственная на свете такая малышка. - Мы с тобой, пожалуй, одинаковые, - сказала Майя. - Тебе бы нужно повидать моего братца у нас дома, он - вот такой малюсенький. И Майя показала руками, какой именно он величины. Лисе-Лотта осталась весьма довольна. Подумать только, на свете есть люди, такие же маленькие, как она сама. А может, найдутся и еще меньше. - Открой мне калитку, и мы сможем поиграть, - предложила Майя. - Ну уж нет, - сказала Лисе-Лотта, - хуже игр ничего на свете нет, уж я-то знаю. А ты любишь играть? - Еще бы! И в самые разные игры, - сказала Майя. - Вот с этой моей куклой. Она протянула что-то, больше похожее на чурбанчик, закутанный в тряпки. Это была деревянная кукла. Когда-то, возможно, у нее и было лицо, но теперь нос отвалился, а глаза Майя сама нарисовала красками. Лисе-Лотта никогда в жизни не видела такой куклы. - Ее зовут Крошка, - пояснила Майя. - И она такая славная! «Может, - подумала Лисе-Лотта, - с Крошкой играть веселее, чем с другими куклами. Как бы то ни было, это очень приятно побыть с кем-то, кто такой же, как ты». Лисе-Лотта поднялась на цыпочки, достала ключ и открыла Майе калитку. В этой стороне сада были густые заросли сирени. Девочки укрылись в них, словно в беседке, и их никто не мог видеть. - Как хорошо! - сказала Майя. - Давай поиграем, будто мы здесь живем, будто я мама, ты служанка, а Крошка — маленький ребенок. - Я согласна! - сказала Лисе-Лотта. - Но тебе нельзя называться Лисе-Лоттой, раз ты служанка, - продолжала Майя. - Я буду звать тебя просто Лоттой. - Я согласна! - повторила Лисе-Лотта. И они начали играть. Поначалу игра не ладилась, ведь Лисе-Лотта не знала, что должна делать служанка, не знала, как ухаживать за маленькими детьми, но довольно быстро она научилась. «Все-таки играть довольно весело», - подумала принцесса. Вскоре «хозяйке» понадобилось пойти в город - купить провизию. - Теперь, Лотта, ты должна подмести пол, - велела она. - И не забудь сварить Крошке молочный суп к двенадцати часам. Если она будет мокрая, переодень ее. - Хорошо, это я могу сделать, - согласилась Лисе-Лотта. - Нет, ты не так говоришь, - сказала Майя. - Ты должна отвечать: «Слушаюсь, госпожа». - Слушаюсь, госпожа, - повторила Лотта. И тогда «госпожа» отправилась в «город», а Лотта подмела пол веником из ветвей, которые она наломала, и Крошка поела молочный суп; Лисе-Лотта очень за ней ухаживала. Вскоре «хозяйка» вернулась домой, принесла «сахар», «шпинат» и прекрасную «телятину». Лисе-Лотта видела, конечно, что «сахар» - это просто песок, «шпинат» - листья сирени, «телятина» же - обыкновенная дощечка. Но уж очень приятно было думать, что они взаправдашние. И до чего весело! Щеки принцессы порозовели, глаза сияли. Потом «хозяйка» с Лоттой взяли малину и отжимали ее через красивый платочек принцессы, малиновый сок стекал по ее розовому платьицу, и принцесса никогда еще так не веселилась. Зато, какой переполох поднялся в замке. Придворные дамы и кавалеры повсюду искали принцессу, а королева плакала от горя. Наконец она сама отправилась на поиски и отыскала Лисе-Лотту в глубине сада за густыми зарослями. - Дорогое мое дитя, - еще не придя в себя, закричала королева, - так поступать не годится! Но тут заплакала Лисе-Лотта. - Ах, мама, не мешай нам, уходи, ведь мы играем, - попросила она. Королева увидела «сыр», «шпинат», «жаркое из телятины» и Крошку... И сразу поняла, кто научил Лисе-Лотту играть и почему щеки у принцессы порозовели... Королева была достаточно умна и тут же предложила Майе приходить к ним каждый день и играть с принцессой. Можете представить себе, как обрадовались девочки. Они взялись за руки и закружились на месте. - Но мама, почему ты никогда не дарила мне такой куклы, как Крошка, с которой можно играть? - полюбопытствовала Лисе-Лотта. Королева смогла лишь ответить, что никогда не видела подобной куклы в тех дорогих лавках, где обычно покупала игрушки для принцессы. Теперь же, во всяком случае, Лисе-Лотте страшно захотелось иметь у себя такую куклу, как Крошка, и вот королева спросила, не хочет ли Майя поменяться и взять взамен одну из кукол Лисе-Лотты. Поначалу Майя и слышать об этом не хотела. Но королева уговорила ее хотя бы сходить с ними в замок и посмотреть кукол Лисе-Лотты. Когда Майя вошла в детскую принцессы, глаза ее расширились от удивления и стали такими большими, как блюдца. Столько игрушек сразу ей никогда видеть не доводилось, и сначала она подумала, что попала в игрушечную лавку. - Ой, сколько кукол! - ошеломленно сказала Майя. - Миленькая, моя миленькая, можешь взять, какую захочешь, только отдай мне Крошку, - попросила принцесса. Майя посмотрела на Крошку и посмотрела на все этих кукол с закрывающимися глазами. У Майи никогда ни одной такой не было. - Да, - сказала она, - надо же подумать и о Kpoшкином счастье. Так чудесно, как здесь, у меня дома ей никогда не будет. Там ей придется лежать просто в старой обувной коробке. Бери ее. - Спасибо, милая, милая Майя, - прошептала счастливым голосом Лисе-Лотта. - Не горюй, ты будешь приходить, и видеть ее каждый день. - Непременно, - согласилась Майя, разглядывая большую куклу с кудрявыми каштановыми волосами, в светло-голубом шелковом платьице. - Можно я возьму ее? - прошептала она. Ей позволили. И когда Майя расправляла платьице на животе куклы, та пролепетала: «Мама». - Мне нужно пойти домой и показать куклу моей маме, - сказала Майя. И она сбежала по ступенькам и выскользнула из калитки; Майя крепко прижимала к груди куклу и была так рада, что даже забыла попрощаться. - Приходи завтра опять, - крикнула Лисе-Лотта. - Обязательно приду, - прокричала Майя. И скрылась из виду. - Мое самое красивое, милое дитя, - сказала Лисе-Лотта Крошке, - тебе пора спать. У Лисе-Лотты было несколько игрушечных колясок, но одна была гораздо красивее других. В ней уже лежала кукла, но ее Лисе-Лотта безжалостно швырнула на пол. И вот теперь Крошка лежала на розовой шелковой, вышитой цветами простынке, а накрыли ее светло-зеленым шелковым одеяльцем. Так она и лежала, с разбитым носом и нарисованными глазками, и глядела в потолок, как будто не могла поверить, что все это правда. С. Топелиус «Три ржаных колоска» (пер. со швед. А. Любарской) Все началось под Новый год. Жил в деревне богатый крестьянин. Деревня раскинулась на берегу озера, и на самом видном месте стоял дом богача - с пристройками, амбарами, сараями за глухими воротами. А на другом берегу, возле самого леса, ютилась маленькая бедная избушка - всем ветрам открытая. Да только и ветру нечем было там разжиться. На дворе была стужа. Деревья так и трещали от мороза, а над озером кружились тучи снега. - Послушай, хозяин, - сказала жена богатея, - давай положим на крышу хоть три ржаных колоса для воробьев. Ведь праздник нынче, Новый год. - Не так я богат, чтобы выбрасывать столько зерна каким-то воробьям, - сказал старик. - Да ведь обычай такой, - снова начала жена. - Говорят, к счастью это. - А я тебе говорю, что не так я богат, чтобы бросать зерно воробьям, — сказал, как отрезал, старик. Но жена не унималась. - Уж, наверное, тот бедняк, что на другой стороне озера живет, - сказала она, - не забыл про воробьев в новогодний вечер. А ведь ты сеешь хлеба в десять раз больше, чем он. - Не болтай вздор, - прикрикнул на нее старик. - Я и без того немало ртов кормлю. Что еще выдумала - воробьям зерно выбрасывать! - Так-то оно так, - вздохнула старуха, - да ведь обычай… - Ну, вот что, - оборвал ее старик, - знай свое дело, пеки хлеб да присматривай, чтобы окорок не подгорел. А воробьи - не наша забота. И вот в богатом крестьянском доме стали готовиться к встрече Нового года - и пекли, и жарили, и тушили, и варили. От горшков и мисок стол прямо ломился. Только голодным воробьям, которые прыгали на крыше, не досталось ни крошки. Напрасно кружили они над избой - ни одного зернышка, ни одной хлебной корочки не нашли. А в бедной избушке на другой стороне озера словно и забыли про Новый год. На столе и в печи было пусто, зато воробьям было приготовлено на крыше богатое угощение - целых три колоса спелой ржи. - Если бы мы вымолотили эти колосья, а не отдали их воробьям, и у нас был бы сегодня праздник. Каких бы лепешек я напекла к Новому году! - сказала со вздохом жена бедного крестьянина. - Какие там лепешки! - засмеялся крестьянин. - Ну, много бы зерна намолотила бы ты из этих колосьев? Как раз для воробьиного пира. - И то правда, - согласилась жена. — А все-таки... - Не ворчи, мать, - перебил ее крестьянин, — я ведь скопил немного денег к Новому году. Собирай-ка скорее детей, пусть идут в деревню да купят нам свежего хлеба и кувшин молока. Будет и у нас праздник - и не хуже, чем у воробьев. - Боюсь я посылать их в такую пору, - сказала мать, - тут ведь и волки бродят… - Ничего, - сказал отец, - я дам Юхану крепкую палку, этой палкой он всякого волка отпугнет. И вот маленький Юхан со своей сестренкой Ниллой взяли санки, мешок для хлеба, кувшин для молока, прихватили здоровенную палку на всякий случай и отправились в деревню на другой берег озера. Когда они возвращались домой, сумерки уже сгустились. Вьюга намела на озере большие сугробы. Юхан и Нилла с трудом тащили санки, то и дело проваливаясь в глубокий снег. А снег все валил и валил, сугробы росли и росли, тьма сгущалась все больше и больше, а до дому было еще далеко. Вдруг во тьме перед ними что-то зашевелилось. Человек не человек, и на собаку не похоже. А это был волк - большущий, худой. Пасть открыл, стоит поперек дороги и воет. - Сейчас я его прогоню, - сказал Юхан и замахнулся палкой. А волк даже с места не сдвинулся. Видно, ничуть его не испугала палки Юхана, но и на детей нападать он как будто не собирался. Он завыл еще жалобнее, словно просил о чем-то. И, как ни странно, дети отлично понимали его. - У-у-у, какая стужа, какая лютая стужа, - жаловался волк, - моим волчатам совсем есть нечего! Они пропадут с голоду! - Жаль твоих волчат, - сказала Нилла, - но у нас самих нет ничего, кроме хлеба. Вот возьми два свежих каравая для своих волчат, а два останутся нам. - Спасибо вам, век не забуду вашу доброту, - сказал волк, схватил зубами два каравая и убежал. Дети завязали потуже мешок с оставшимся хлебом и, спотыкаясь, побрели дальше. Они прошли совсем немного, как вдруг услышали, что кто-то тяжело ступает за ними по глубокому снегу. Кто бы это мог быть? Юхан и Нилла оглянулись. А это был огромный медведь. Медведь что-то рычал по-своему, и Юхан с Ниллой сначала никак не могли понять его. Но скоро они стали разбирать, что он говорит. - Мор-р-роз, какой мор-р-роз, - рычал медведь. - Все р-р-р-ручьи замерзли, все р-р-реки замерзли... - А ты чего бродишь? - удивился Юхан. - Спал бы в своей берлоге, как другие медведи, и смотрел бы сны. - Мои медвежата плачут, просят попить. А все реки замерзли, все ручьи замерзли. Как же мне напоить моих медвежат? - Не горюй, мы отольем тебе немного молока. Давай твое ведерко! Медведь поставил берестяное ведерко, которое держал в лапах, и дети отлили ему полкувшина молока. - Добрые дети, хорошие дети, - забормотал медведь и пошел своей дорогой, переваливаясь с лапы на лапу. А Юхан и Нилла пошли своей дорогой. Поклажа на их санках стала полегче, и теперь они быстрее перебирались через сугробы. Да и свет в окне их избушки уже виднелся сквозь тьму и метель. Но тут они услышали какой-то странный шум над головой. Это был и не ветер, и не вьюга. Юхан и Нилла посмотрели вверх и увидели безобразную сову. Изо всех сил она била крыльями, стараясь не отстать от детей. - Отдайте мне хлеб! Отдайте молоко! – выкрикивала сова скрипучим голосом и уже растопырила свои острые когти, чтобы схватить добычу. - Вот я тебе сейчас дам! – сказал Юхан и принялся размахивать палкой с такой силой, что совиные перья так и полетели во все стороны. Пришлось сове убираться прочь, пока ей совсем не обломали крылья. А дети скоро добрались до дому. Они стряхнули с себя снег, втащили на крыльцо санки и вошли в дом. - Наконец-то! — радостно вздохнула мать. - Чего я не передумала! А вдруг, думаю, волк им встретится... - Он нам и встретился, - сказал Юхан. - Только он нам ничего плохого не сделал. А мы ему дали немного хлеба для его волчат. - Мы и медведя встретили, - сказала Нилла. - Он тоже совсем не страшный. Мы ему молока для его медвежат дали. - А домой-то привезли хоть что-нибудь? Или еще кого-нибудь угостили? – спросила мать. - Еще сову! Её мы палкой угостили! – засмеялись Юхан и Нилла. – А домой мы привезли два каравая хлеба и полкувшина молока. Так что теперь и у нас будет настоящий пир! Время уже подходило к полуночи, и все семейство уселось за стол. Отец нарезал ломтями хлеб, а мать налила в кружки молока. Но сколько отец ни отрезал от каравая, каравай все равно оставался целым. И молока в кувшине оставалось столько-же, сколько было. - Что за чудеса?! - удивлялись отец с матерью. - Вот как много мы всего накупили! - говорили Юхан и Нилла и подставляли матери свои кружки и плошки. Ровно в полночь, когда часы пробили двенадцать ударов, все услышали, что кто-то царапается в маленькое окошко. И что же вы думаете? У окошка топтались волк и медведь, положив передние лапы на оконную раму. Оба весело ухмылялись и приветливо кивали головой, словно поздравляли их с Новым годом. На следующий день, когда дети подбежали к столу, два свежих каравая и полкувшина молока стояли будто нетронутые. И так было каждый день. А когда пришла весна, веселое чириканье воробьев словно приманило солнечные лучи на маленькое поле бедного крестьянина, и урожай у него был такой, какого никогда никто не собирал. И за какое бы дело ни взялись крестьянин с женой, все у них в руках ладилось и спорилось. Зато у богатого крестьянина хозяйство пошло вкривь и вкось. Солнце как будто обходило стороной его поля, и в закромах у него стало пусто. - Все потому, что мы не бережем добро, - сокрушался хозяин. - Тому дай, этому одолжи. Про нас ведь слава: богатые! А где благодарность? Нет, не так мы богаты, жена, не так богаты, чтобы о других думать. Г они со двора всех попрошаек! И они гнали всех, кто приближался к их воротам. Но только удачи им все равно ни в чем не было. - Может, едим слишком много, - сказал старик. И велел собирать к столу только раз в день. Сидят все голодные, а достатка в доме не прибавляется. - Верно, мы едим слишком жирно, - сказал старик. - Слушай, жена, пойди к тем, на другом берегу озера, да поучись, как стряпать. Говорят, в хлеб можно еловые шишки добавлять, а суп из брусничной зелени варить. - Что ж пойду, - сказала старуха и отправилась в путь. Вернулась она к вечеру. - Что, набралась ума-разума? - спросил старик. - Набралась, - сказала старуха. - Только ничего они в хлеб не добавляют. - А что, ты пробовала их хлеб? Уж, верно, они свой хлеб подальше от гостей держат. - Да нет, - отвечает старуха, - кто ни зайдет к ним, они за стол сажают да еще с собой дадут. Бездомную собаку и ту накормят. И всегда от доброго сердца. Вот оттого им во всем удача. - Чудно, - сказал старик, - что-то не слыхал я, чтобы люди богатели оттого, что другим помогают. Ну да ладно, возьми целый каравай и отдай его нищим на большой дороге. Да скажи им, чтобы убирались подальше на все четыре стороны. - Нет, - сказала со вздохом старуха, - это не поможет. Надо от доброго сердца подавать… - Вот еще! - заворчал старик. - Мало того, что свое отдаешь, так еще от доброго сердца!.. Ну ладно, дай от доброго сердца. Но только уговор такой: пусть отработают потом. Не так мы богаты, чтобы раздавать своё добро даром. Но старуха стояла на своем: - Нет, уж если давать, так без всякого уговора. - Что же это такое! - Старик от досады прямо чуть не задохнулся. - Свое, нажитое - даром отдавать! - Так ведь если за что-нибудь, это уж будет не от чистого сердца, - твердила старуха. - Чудные дела! Старик с сомнением покачал головой. Потом вздохнул тяжело и сказал: - Слушай, жена, на гумне остался небольшой сноп немолоченной ржи. Вынь-ка три колоса, да прибереги к Новому году для воробьев. Начнем с них. Литература
|