Произведения поэтов и писателей разных стран для детей 6-7 лет Содержание Поэзия Л. Станчев. «Осенняя гамма»
|
|
 Скачать 1.63 Mb.
|
|
Судя по всему, мать с кем-то разговаривала, но высокие травы скрывали ее собеседника. Бемби подошел ближе. Рядом с матерью в метелках травы шевелились два уха, два больших серокоричневых, разрисованных черными полосками уха. Бемби никогда не видел таких ушей и немного оробел, но мать сказала: – Иди сюда. Это наш друг заяц. Подойди, не бойся и дай на себя посмотреть. Бемби не заставил себя просить дважды. Он шагнул вперед и тут же увидел зайца. Его большие, похожие на ложки уши то вскидывались кверху, то вдруг падали, как будто от внезапного приступа слабости. Бемби смутили усы зайца, торчащие во все стороны вокруг маленького рта прямыми, длинными стрелами. Но это не помешало ему заметить, что лицо у зайца симпатичное, с хорошим, открытым выражением и глядит он на мир двумя блестящими круглыми глазами. Нет, в дружелюбии зайца невозможно было усомниться. – Добрый вечер, молодой человек, – приветствовал его заяц с изысканной любезностью. Бемби только кивнул: "Добрый вечер". Он и сам не знал, почему он ограничился кивком – очень приветливым, очень учтивым, но все же чуточку снисходительным. Должно быть, это было у него врожденным. – Что за прелестный юный принц! – сказал заяц. Он разглядывал Бемби, ставя торчком то одно ухо, то другое, порой вскидывая их одновременно, порой бессильно роняя. Эта манера не понравилась Бемби, в ней было что-то нарочитое. А заяц все рассматривал Бемби большими круглыми глазами. При этом его нос и рот с великолепными усами беспрестанно двигались, будто он превозмогал желание чихнуть. Бемби рассмеялся. Тотчас засмеялся и заяц, лишь глаза его оставались задумчивыми. – Поздравляю вас, – сказал он матери, – от всего сердца поздравляю с таким сыном. Да, да, да, это истинный принц… да, да, да, иначе его не назовешь… Заяц выпрямился и, к немалому удивлению Бемби, уселся на задние ноги. Поставив уши торчмя, он внимательно прислушался, затем опробовал воздух своим подвижным носом и снова чинно опустился на все четыре ноги. – Мое почтение достойным господам, – сказал заяц. – У меня столько дел сегодня вечером! Покорнейше прошу извинить меня. Он повернулся и поскакал прочь, тесно прижав уши, достигавшие ему до середины спины. – До свиданья! – крикнул ему вдогонку Бемби. Мать улыбнулась. – Славный заяц!.. Такой милый и скромный. Ему тоже нелегко живется на свете. – В ее словах чувствовалась глубокая симпатия. Пока мать обедала, Бемби пошел немного побродить. Он рассчитывал встретить кого-либо из старых знакомых и завязать новые знакомства. Не то чтобы он в этом особенно нуждался, но ему приятно было самое чувство ожидания. Вдруг до его слуха долетел какой-то шорох и словно бы негромкий топот. Он присмотрелся. Вдалеке, на опушке леса, что-то промелькнуло в траве. Какое-то существо… за ним второе. Бемби быстро оглянулся на мать. Но та, ничуть не тревожась, глубоко погрузила голову в траву. А неизвестные существа бегали по кругу точь-в-точь, как проделывал это сам Бемби. Он был озадачен и невольно подался назад, словно намереваясь пуститься наутек. Мать заметила его волнение и подняла голову. – Что с тобой? – крикнула она. Но Бемби лишился дара речи, он мог только пролепетать: – Там… там… Мать проследила за его взглядом. – Ах, вот оно что! Это моя кузина Энна. Ну, конечно же, у нее тоже маленький… нет, целых двое. – Мать говорила весело, но вдруг посерьезнела: Надо же! У Энны двойня… В самом деле двойня. Бемби глядел во все глаза. На поляне у опушки он обнаружил существо, очень похожее на его мать. Странно, что он его раньше не приметил. А в траве кто-то по-прежнему выписывал круги, но ничего не было видно, кроме двух рыженьких спинок, двух красноватых тоненьких полосок… – Идем, – сказала мать. – Вот, наконец подходящая для тебя компания. Бемби охотно бы побежал, но мать выступала медленно, при каждом шаге осматриваясь по сторонам, и ему пришлось сдержать шаг. Он был очень недоволен, он просто изнывал от нетерпения и любопытства. Мать рассуждала вслух: – Я была уверена, что мы встретим тетю Энну. "Где она пропадает?" – думала я. Конечно, я знала, что у нее тоже ребенок, об этом легко было догадаться. Но двойня!.. Энна наконец-то увидела кузину с племянником. Она подозвала детей и двинулась навстречу родичам. Нужно было бы как следует приветствовать тетку, но Бемби ничего не замечал, кроме своих будущих товарищей. – Ну, – сказала тетка, обратившись к Бемби, – вот это Гобо, а это Фалина. Можешь с ними играть. Три малыша стояли как вкопанные, не в силах отвести глаз друг от дружки. Гобо рядом с Фалиной, Бемби напротив них. Стояли и смотрели во все глаза. Не шевелясь. – Пусть их, – сказала мать. – Они сами разберутся. – Прелестный ребенок! – сказала тетя Энна. – Крепкий, сильный, стройный!.. – Конечно, нам не на что жаловаться, – сказала польщенная мать. – Но у тебя двое, Энна!.. – Да, это так, это так! – подхватила Энна. – Ты же знаешь, дорогая, детьми я никогда не была обижена. – Бемби мой первенец… – сказала мать. – Видишь ли, – начала Энна, – раз на раз не приходится. Возможно, что в дальнейшем… Дети все еще стояли неподвижно, тараща глаза. Ни один не проронил ни слова. Внезапно Фалина подпрыгнула и кинулась в сторону. Ей надоело такое бессмысленное времяпрепровождение. Бемби бросился за ней, Гобо последовал его примеру. Они гонялись друг за дружкой, носились взад и вперед, выписывая красивые полукружья. Это было замечательно! Когда же, немного утомленные и запыхавшиеся, они остановились, то уже не было сомнений, что знакомство состоялось. Они принялись болтать. Бемби рассказал о своих беседах с кузнечиком и бабочкой-белянкой. – А с майским жуком ты разговаривал? – спросила Фалина. Нет, с майским жуком Бемби не разговаривал. Он даже не был с ним знаком. По правде, Бемби в глаза его не видал. – Я частенько с ним болтаю, – заметила Фалина чуточку свысока. – А меня обругал ястреб! – сообщил Бемби. – Не может быть! – поразился Гобо. – Неужели он тебя обругал? – Гобо вообще легко удивлялся. – А меня ежик уколол в нос, – заметил он, но так, между прочим: Гобо был очень скромен. – Кто это – ежик? – заинтересовался Бемби. Приятно иметь таких осведомленных друзей. – Еж - ужасное созданье! – воскликнула Фалина. – Весь в иголках и такой злющий! – Ты думаешь, он злой? – сказал Гобо. – Он же никому не делает ничего плохого. – А разве он тебя не уколол? – быстро возразила Фалина. – Ах, я сам приставал к нему с разговорами. Да и уколол-то он меня совсем не больно. Бемби повернулся к Гобо: – А почему он не хотел с тобой разговаривать? – Он ни с кем не желает разговаривать, – вмешалась Фалина. – Когда к нему подходишь, он сворачивается в клубок и весь ощетинивается иголками. Наша мама говорит, что он вообще ни с кем не водится. – Может быть, он просто боится? – скромно заметил Гобо. Но Фалина заявила решительно: – Мама говорит, что от таких надо держаться подальше. Бемби спросил Гобо тихонько: – А ты знаешь, что такое… опасность? Все трое, разом посерьезнев, тесно сблизили головы. Гобо задумался. Он и сам хотел бы понять, что такое опасность. Он видел, с каким нетерпением ждет его ответа Бемби. – Опасность, – прошептал он, – опасность… это очень плохо. – Я сам понимаю, что плохо, но… какая она?.. Все трое дрожали от страха. Вдруг Фалина вскричала громко и весело: – Опасность – это когда надо удирать! – и резво скакнула в сторону. Ей надоело стоять и бояться невесть чего. Гобо и Бемби прыгнули за ней. И снова началось…Они прятались, зарываясь в душистый шелк травы, кувыркались, дурачились и совсем забыли о том большом и грозном, что волновало их несколько минут назад. Наигравшись всласть, они снова стали болтать. Их матери тоже не теряли времени даром: они пощипывали траву и вели дружескую беседу. Но вот тетя Энна подняла голову и крикнула: – Гобо, Фалина! Собирайтесь домой!.. Мать Бемби тоже позвала сына: – Идем!.. Нам пора!.. – Еще немножечко! – бурно запротестовала Фалина. – Ну, еще чуточку! Бемби умолял мать: – Побудем еще! Пожалуйста! Здесь так хорошо! И Гобо повторял застенчиво: – Так хорошо… еще чуточку!.. И тут случилось нечто, что было куда значительнее и важнее всего, что пережил Бемби в этот день. Из леса донесся грохочущий топот, от которого дрогнула земля. Затрещали сучья, зашумели ветви, и, прежде чем можно было навострить уши, это грозно грохочущее вынеслось из чащи, оставив там по себе треск, гул, свист. Словно ураган, промчались двое по поляне звонко-гремящим галопом и скрылись в чаще; но не прошло и минуты, как они вновь появились на том же месте, что и в первый раз, и замерли на фоне опушки, будто окаменели, шагах в двадцати друг от друга. Бемби смотрел на них, как зачарованный. Они были очень похожи на мать и тетю Энну, но голову каждого из них венчала ветвистая корона в коричневых бусинах и белых зубцах. Бемби безмолвно переводил взгляд с одного на другого. Один – поменьше ростом, и корона его скромнее. Другой – величественно прекрасен. Он высоко и гордо нес голову, и бесконечно высоко возносились его рога. Переливчатый тон их колебался от совсем темного до белесого; они были усеяны множеством бусин и широко простирали свои сияющие белые отростки. – О! – воскликнула Фалина восхищенно. – О! – тихонько повторил Гобо. Бемби молчал. Но вот те двое зашевелились, повернули в разные стороны и медленно направились к лесу. Величественный олень прошел совсем близко от детей. В покойной красоте прошествовал он, гордо неся царственную голову и никого не удостоив взглядом. Дети боялись дышать, пока он не скрылся в чаще. Они отважились обменяться взглядом лишь в тот момент, когда лес задернул свой зеленый полог за великолепным незнакомцем. Фалина первая прервала молчание. – Кто это был? – воскликнула она, и ее маленький дерзкий голосок дрожал. Гобо повторил чуть слышно: – Кто это был? Бемби молчал. Тетя Энна ответила торжественно: – Это были отцы. Больше ничего не было сказано, и родичи расстались. Тетя Энна с детьми сразу скрылась в ближнем кустарнике – там пролегал их путь. Бемби и его матери пришлось пересечь всю поляну, чтобы попасть к старому дубу, откуда начиналась их тропа. Бемби молчал очень долго. Наконец он спросил: – Они нас видели? – Да, они видят всё, – ответила мать. Странное чувство владело Бемби: он и боялся спрашивать и не мог молчать. – Почему они… – начал он и осекся. Мать пришла к нему на помощь: – Что ты хотел сказать, маленький? – Почему они не остались с нами? – Да, они не остались с нами, – ответила мать, – но настанет время… – Почему они с нами не говорили? – перебил ее Бемби. Мать ответила: – Сейчас они с нами не говорят,… но настанет время… Нужно терпеливо ждать, когда они придут, и нужно ждать, когда они заговорят. Все будет так, как они захотят. – А мой отец будет со мной разговаривать? – замирая, спросил Бемби. – Конечно, дитя мое. Когда ты подрастешь, он будет с тобой разговаривать. И порой тебе будет дозволено находиться при нем. Бемби молча шел рядом с матерью, все его существо было потрясено встречей с отцом. "Как он прекрасен! – шептал он про себя. – Как дивно прекрасен!" И все думал о величественном олене. Мать как будто угадала мысли сына: – Если ты сохранишь жизнь, дитя мое, если ты будешь благоразумен и сумеешь избежать опасности, ты будешь когда-нибудь так же силен и статен, как отец, и будешь носить такую же корону. Бемби глубоко дышал. Его сердце заходилось радостью, тревогой, надеждой… Время шло, и каждый день приносил новые открытия, новые переживания. Подчас у Бемби голова шла кругом – столько ему нужно было познать, охватить. Он научился вслушиваться. Не просто слышать то, что происходит вблизи и, можно сказать, само лезет в уши, – в этом нет ничего мудреного. Теперь он умел вслушиваться в те далекие, едва уловимые, легчайшие звуки, что приносит ветер. Ему стал ведом каждый лесной шорох. Он знал, к примеру, что где-то поодаль пробежал сквозь кустарник фазан; он сразу угадывал его особый, лишь ему одному присущий шаг. Он узнавал по слуху летучих мышей, распарывающих ночное небо своим коротким, стремительным пролетом. Узнавал мягкий топоток кротов, бегающих взапуски вокруг бузины. Он знал отважный, светлый призыв сокола и улавливал в нем сердитые нотки, когда орел или ястреб вторгались в его владения. Он знал воркованье лесных голубей, далекое, влекущее кряканье уток и многое, многое другое… Постепенно овладевал он и чутьем. Он научился втягивать ноздрями воздух, то глубоко, то маленькими порциями, будто смакуя каждую понюшку. Когда ветер прилетал с лужайки, он говорил себе: это клевер, это чайная ромашка, а где-то поблизости находится наш друг заяц. Он различал среди ароматов земли, листвы и пахучей смолы едкий запах прошмыгнувшего неподалеку хорька, узнавал, хорошенько принюхавшись к земле, что лиса вышла на охоту, или решал: приближаются наши родичи – тетя Энна с детьми. Он сдружился с ночью, и его уже не соблазняли прогулки среди бела дня. Он охотно лежал днем в тесной, сумеречной хижине и дремал у теплого бока матери. Время от времени он просыпался, вслушивался и принюхивался, желая знать, что происходит вокруг. Все спокойно. Только маленькие синицы болтают между собой, да погуживают не умеющие молчать комары, и голуби не прекращают своей нежной воркотни. Что ему до всего этого? И он снова засыпал. Ночь нравилась ему куда больше. Все бодрствует, живет, движется. Конечно, и ночью не следует забывать об осторожности, но это не идет ни в какое сравнение с днем. Можно свободно прогуливаться, встречая знакомых, которые тоже чувствуют себя куда беззаботнее, нежели днем. Ночь в лесу празднична и тиха. Правда, и в ночи звучат порой громкие голоса, но это особое дело. Бемби уважал сову. Ее степенный полет был легок и беззвучен, как полет бабочки. У нее такое выразительное, осмысленное лицо и прекрасные глаза. Бемби удивлялся их твердому, спокойному и смелому взгляду. Он с удовольствием слушал ее разговор с матерью или с другими обитателями леса. Он стоял в сторонке, немного робея под твердо-повелительным взглядом совы, и не слишком разбирался в тех умных вещах, о которых шел разговор. Он только чувствовал, что вещи эти очень умны и значительны, и преисполнялся еще большим почтением к сове. Вдруг сова затягивала песню. "Гха-а-а! Гха-а-а! Гха-а-х!" – пела она. Это звучало совсем иначе, чем песня дрозда или иволги, иначе, чем дружелюбный переклик кукушек, но Бемби любил песню совы, чувствуя в ней влекущую таинственность, несказанную мудрость и загадочную грусть. Еще имелся здесь сыч, небольшой занятный паренек. Хитрый, любопытный и очень тщеславный. "У-ик! У-ик!" – кричит он пронзительным, надсадным, полным ужаса голосом. И, кажется, будто он находится в смертельной опасности. Но это обман. Он приходит в отменное расположение духа, радуется, как дитя, если ему удается кого-нибудь испугать. "У-ик!" – кричит он так громко, что эхо еще с полчаса разносится по лесу. Сам же он в это время издает про себя смешливое воркованье, которое можно услышать, лишь находясь совсем близко от него. Бемби вскоре догадался, что сыча радует, когда окружающие пугаются или же думают, что с ним самим стряслась беда. С тех пор Бемби не пропускал случая при встрече с сычом спросить с наигранным беспокойством: – С вами ничего не случилось? Или же, притворно трясясь от страха, сказать: – Ах, как вы меня испугали! Сыч приходил в восторг. – Да, да, – посмеивался он, – мой голос звучит ужасно, невыносимо! И он раздувал перья, отчего становился похожим на мягкий коричневый шарик, что очень шло ему. Несколько раз бывали грозы. Первый раз это произошло днем, и, по мере того как тьма окутывала их маленькую хижину, страх все сильнее охватывал Бемби. Казалось, будто ночь внезапно спустилась с неба в самый разгар дня. Когда же мощный порыв ветра, рыча, продул лес, сверкнула молния, и грохнул раскат грома, Бемби чуть не лишился чувств: ему представилось, что мир вот-вот расколется на куски. Другой раз гроза застала их в пути. Бемби бежал позади матери. Каждый удар грома словно сдувал его с дороги в кусты, каждый высверк молнии возвращал назад. Бемби потерял над собой всякую власть. Лес казался вымершим, его обитатели попрятались кто куда. Да и как было не прятаться, когда с каждого сучка, с каждой ветки бежал свой водопадик, когда деревья, кусты и травы были пропитаны водой и каждая вспышка молнии отражалась в тысячах капель и струй, будто лес на миг воспламенялся! Но все имеет конец. Молнии пригасли, их огненные лучи не проникали больше сквозь кроны деревьев. Гром укатил вдаль. Некоторое время еще слышалось его неясное бормотанье, затем и оно смолкло. Дождь проредился. Его равномерный шум звучал еще около часа. Сквозь него, сквозь мокрую листву засверкало солнце. Казалось, лес глубоко дышит, подставляя себя свежим, чистым, золотистым струям. И уж никто больше не прятался. Страх исчез, его вымыл вон солнечный дождь. Никогда еще их приход на поляну не был так ко времени, как в этот вечер после грозы. Впрочем, до вечера еще было далеко. Солнце высоко стояло в небе, воздух был живительно свеж и благоухал пряно и остро. Лес звенел на тысячи голосов, его обитатели повылазили из своих укрытий, хижинок и тайников и спешили поделиться только что пережитым. Чтоб попасть на поляну, Бемби и его матери нужно было обойти огромный старый дуб, переступивший своими толстыми, узловатыми корнями их тропу. На суке сидела белочка. Она приветствовала мать и сына, как добрых знакомых. Когда-то, при первой встрече, Бемби принял белочку из-за ее красненькой шкурки за очень маленького олененка. Но тогда он был еще совсем глупым и многого не понимал. Белочка ему очень понравилась. Общительная, приветливая, она отличалась прекрасными манерами, умела замечательно бегать, прыгать и кувыркаться в ветвях дуба. Беседуя, она без устали носилась вверх и вниз по гладкому стволу, словно это было сущим пустяком. А то усаживалась столбиком на качающейся ветке, опершись на свой пушистый хвост и выставив белую грудку, изящно помахивала лапками, склоняла головку с боку на бок и вмиг наговаривала множество интересных и шутливых вещей… Вот и сейчас она молниеносно спустилась вниз такими невероятными прыжками, что можно было подумать, будто она кувыркается через голову. Размахивая пушистым хвостом, она кричала: – Добрый вечер! Добрый вечер! Как мило, что вы пришли! Мать и Бемби остановились. Белочка скользнула еще ниже по гладкому стволу. – Ну, – принялась она болтать, – как вы перенесли грозу? Конечно, я вижу, что у вас все в порядке. В конце концов, это самое главное. – Она припустила по стволу вверх, приговаривая: – Нет, внизу слишком сыро. Подождите секунду, сейчас я найду себе местечко получше. Я вас не задерживаю? Благодарю вас! Можно прекрасно разговаривать и отсюда. Бегая взад и вперед по ветке, она продолжала: – Ну и беспорядок же творится! Шум, треск, скандал! Вы представить себе не можете, как я была испугана. Я забилась в уголок и сидела тихо-тихо, я боялась пошевельнуться. "Ох, только бы пронесло!" – думала я. Правда, мое дерево лучшая защита в мире, это я могу твердо сказать. Я-то ведь облазила все кругом, другого такого дерева не сыскать. И все-таки волнуешься ужасно!.. Белочка уселась на свой великолепный хвост, показав белую грудку. Она прижимала к сердцу передние лапки, и нетрудно было представить, как сильно она переволновалась. – Мы идем на лужайку обсушиться, – сказала мать. – О, это прекрасная мысль! – воскликнула белочка. – Вы так умны! Недаром я всегда утверждаю, что вы необыкновенно умны! – Одним прыжком она вскочила на верхнюю ветку. – Право, вы не можете придумать ничего лучшего, чем пойти сейчас на поляну. – Легким скачком она достигла вершины дуба. – Я тоже хочу наверх, к солнцу. Я насквозь промокла. Я хочу на самый-самый верх, – болтала она, не заботясь о том, слушают ее или нет. На поляне было очень оживленно. Там находился и друг-приятель заяц со своей семьей, и тетя Энна со своими ребятишками стояла в кругу знакомых. На этот раз Бемби снова увидел отцов. Они медленно вышли из леса с двух сторон, а потом появился и третий. Затем, сохраняя расстояние, они так же медленно двинулись вдоль опушки. Они ни на кого не обращали внимания, и даже друг с другом не разговаривали. Бемби следил за ними с почтительным восхищением… Потом он болтал с Гобо, Фалиной и еще двумя знакомыми оленятами. Он предложил поиграть. Остальные охотно согласились, и они принялись кружить по поляне. Фалина была самой неугомонной из всех. Свежая, ловкая, неистощимая на выдумки. А вот Гобо вскоре утомился. Гроза вызвала у него сердцебиение, и сейчас это сердцебиение возобновилось. Гобо вообще был слабенький, но Бемби любил его за добрый нрав и неизменную благожелательность. Гобо, правда, был всегда немного грустен, но старался не показывать этого… Пришло время, когда Бемби узнал вкус молодых побегов, мягких метелочек, сладкой кашки. И теперь, когда он приникал к матери, чтобы немного освежиться, она нередко гнала его прочь. – Ты уже не маленький, – говорила она, а иной раз добавляла: – Уйди, оставь меня в покое. Случалось даже, что мать покидала хижину, нисколько не заботясь о том, следует ли за ней Бемби. И во время прогулок она совсем не обращала на него внимания. Однажды мать и вовсе исчезла. Бемби не понимал, как это произошло, как мог он не заметить ее ухода. Но матери не было. Впервые Бемби остался один. |