Главная страница

I. Понятие о мышлении. Общие вопросы


Скачать 5.89 Mb.
Название I. Понятие о мышлении. Общие вопросы
страница 4/34
Дата 09.02.2016
Размер 5.89 Mb.
Тип Документы
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   34
1. /Гиппенрейтер Ю. Б. , Петухов В. В. - Хрестоматия по общей психологии. Психология мышления [1981, DOC, RUS].doc I. Понятие о мышлении. Общие вопросы

Леонтьев А.Н. МЫШЛЕНИЕ




Леонтьев Алексей Николаевич

(5(18) февраля 1903 - 21 января 1979) - советский психолог, доктор психологических наук, профессор, академик АПН СССР. По оконча­нии отделения общественных наук Московского университета (1924) работал в Институте психологии и в Академии коммунистического вос­питания в Москве, был одним из ближайших сотрудников Л. С. Вы­готского. В 1931—1935 гг. работал в Харькове, где; возглавляя группу молодых исследователей, приступил к разработке проблемы деятельности в психологии. В 1942—1945 гг. ру­ководил научной работой в Опыт­ном восстановительном госпитале под Свердловском. В 1945—1950 гг. заведовал отделом детской психоло­гии Института психологии АПН РСФСР, с 1945 г.—кафедрой пси­хологии, с 1963 г. - отделением пси­хологии философского факультета. С 1966 г. - декан и заведующий ка­федрой общей психологии психоло­гического факультета МГУ.

Первое крупное исследование А. Н. Леонтьева («Развитие памяти». М. - Л., 1931) было выполнено в русле культурно-исторической кон­цепции развития высших психиче­ских функций Л. С. Выготского. Теоретические и экспериментальные работы Леонтьева посвящены глав­ным образом проблемам развития психики: ее возникновению и биоло­гической эволюции, общественно-историческому развитию психики че­ловека, формированию психических процессов в онтогенезе, анализу функциональных мозговых систем, составляющих физиологическую базу специфически человеческих способ­ностей и др. Книга А. Н. Леонтьева «Проблемы развития психики» (Изд. 3-е. М., 1972), удостоенная Ленинской премии, имела решающее значение для построения общепси­хологической теории деятельности. Известны также его исследования в области инженерной психологии. В последние годы Леонтьев разра­батывал прежде всего фундамен­тальные методологические и теорети­ческие проблемы психологической науки.

В хрестоматию помещены статья «Мышление» из «Философской энциклопедии» (т. 3. М., 1964) и до­клад «Опыт экспериментального ис­следования мышления» (М., 1954), положивший начало современным исследованиям творческого мышле­ния в советской психологии. Сочинения: Развитие психики. Дисс. М., 1940; Восстановление движений (совм. с А. В. Запорож­цем). М., 1945; Инженерная психо­логия (ред.). М., 1964; ! Деятель­ность: Сознание. Личность. М., 1975.

Мышление - процесс отражения объективной реальности, состав­ляющий высшую ступень человеческого познания. Мышление дает знание о существенных свойствах, связях и отношениях объектив­ной реальности, осуществляет в процессе познания переход «от явления к сущности». В отличие от ощущения и восприятия, т. е. процессов непосредственно-чувственного отражения, мышление дает непрямое, сложно опосредствованное отражение действительности. Хотя мышление имеет своим единственным источником ощущения, оно переходит границы непосредственно-чувственного познания и позволяет человеку получать знание о таких свойствах, процессах, связях и отношениях действительности, которые не могут быть восприняты его органами чувств. Специальное устрой­ство, например, нашего глаза потому и не ставит абсолютной границы человеческому познанию, что к нему присоединяются, по выражению Энгельса, не только другие органы чувств, но и деятельность нашего мышления (см.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 20, с. 554—555).

Мышление является объектом изучения ряда научных дисцип­лин: теории познания, логики, психологии и физиологии высшей нервной деятельности; последнее время мышление изучается так­же в кибернетике в связи с задачами технического моделирования логических операций. Марксизм рассматривает мышление как продукт исторического развития общественной практики, как осо­бую теоретическую форму человеческой деятельности, являющую­ся дериватом деятельности практической. Даже на той ступени развития, когда мышление приобретает относительную независи­мость, практика остается его основой и критерием его истинности.

Мышление есть функция человеческого мозга и в этом смысле представляет собой естественный процесс; однако мышление человека не существует вне общества, вне языка, вне накопленных человечеством знаний и выработанных им способов мыслительной деятельности: логических, математических и т. п. действий и операций. Каждый отдельный человек становится субъектом мышления, лишь овладевая языком, понятиями, логикой, представляющими собой продукт развития общественно-исторической практики; даже задачи, которые он ставит перед своим мышлением порождаются общественными условиями, в которых он живет. Таким образом, мышление человека имеет общественную природу.

Старый метафизический подход к мышлению неизбежно огра­ничивая возможности научного исследования природы и механиз­мов мыслительной деятельности. Эта ограниченность порожда­лась прежде всего тем, что мышление рассматривалось исклю­чительно в форме внутренней, данной в самонаблюдении деятель­ности, в форме процессов дискурсивного, словесно-логического познания, протекающих по якобы неизменным, присущим им внут­ренним законам. При этом объектом изучения служили, как пра­вило, собственные мыслительные процессы исследователей.

На протяжении почти всего XIX в. конкретно научные пред­ставления о мышлении развивались под влиянием формальной логики и на основе субъективно-эмпирической ассоцианистической психологии. Психологический анализ мышления сводился главным образом к выделению отдельных мыслительных процес­сов: абстракции и обобщения, сравнения и классификации. Описы­вались также разные виды суждений и умозаключений, причем описания эти прямо заимствовались из формальной логики. В формально-логическом духе освещался и вопрос о природе по­нятий. Понятия изображались как продукт процесса своеобраз­ного «наслаивания» друг на друга чувственных образов, в ходе которого несовпадающие признаки, наоборот, взаимно усиливают­ся; последние якобы и образуют содержание общих представле­ний и понятий, которые у человека ассоциируются с соответст­вующими словами.

Основы ассоцианистической теории, заложенные Гоббсом и особенно развитые в трудах Гартли и Пристли, были внесены в субъективно-эмпирическую психологию XIX в. в Англии глав­ным образом Спенсером и Бэном, в Германии — Гербартом, Эббингаузом и Вундтом, во Франции — Тэном и др. Ее основным объяснительным понятием стало понятие ассоциации, т. е. связи между психическими явлениями (ощущениями, представлениями, идеями), которая возникает под влиянием повторения их сочета­ний во времени или пространстве. С этой точки зрения мышление изображалось как процесс, представляющий собой сложные цепи ассоциаций, протекающих в сознании. Последовательное прове­дение взглядов на мышление как на поток ассоциаций наталкива­лось, однако, на неразрешимые трудности. Невозможно было, на­пример, объяснить, каким образом ассоциации, образующие мы­слительные процессы, приобретают избирательный и целенаправ­ленный характер. Поэтому большинство авторов, стоящих на ассоцианистических позициях, было вынуждено ввести, наряду с понятием ассоциации, понятия творческого синтеза, активной ап­перцепции и т. п., в которые вкладывался идеалистический смысл.

Последующие попытки свести мышление к элементарным про­цессам были сделаны в первой четверти XX в. американскими психологами -бихевиористами (Торндайком, Уостоном). Они пы­тались интерпретировать внутреннюю мыслительную деятельность как совокупность сложных цепей речевых (беззвучных) навыков, формирующихся по общей для поведения животных и человека схеме «стимул — реакция». Впоследствии это представление о мышлении было усложнено, но его чисто натуралистический ха­рактер полностью сохранился.

К направлениям, противостоящим в пределах буржуазной психологии ассоцианистскому и «атомистическому» пониманию мышления, относятся прежде всего работы вюрцбургской школы (Ах, Кюльпе, Мессер и др.). Изучая логическое мышление у взрослых с помощью метода экспериментального самонаблюде­ния, эти авторы описали ряд особенностей характеризующих с субъективной стороны протекание внутренних мыслительных про­цессов: их несводимость к простому ассоциированию словесных понятий, подчиненность их цели («детерминирующей тенденции») и свойственную им безобразность. Исследователи вюрцбургской школы, однако, полностью оставались на идеалистических пози­циях, рассматривая мышление в отрыве от чувственности и практики — как проявление особой духовной способности.

Особенно резко выраженную антиассоцианистскую позицию занимали представители «гештальтпсихологии» (Вертхеймер, Келер, Коффка, Левин и др.). Исходя из идеи подчиненности пси­хических процессов принципу образования целостных форм, они понимали мышление как непосредственное усматривание иско­мого решения, выражающееся изменением структуры проблемной ситуации в сознании субъекта. В результате такого «переструктурирования» субъекту открываются с этой точки зрения новые, заключенные в исходной ситуации отношения и функциональные свойства. Процесс этот не может быть выведен из прежде накоп­ленных ассоциаций, из опыта поведения и научения; он представ­ляет собой «автохтонный», самопорождающийся процесс. Таким образом, по своему философскому смыслу это понимание мышле­ния по существу смыкается с идеалистическим интуитивизмом.

Общей чертой, характеризующей перечисленные теории, в том числе и ассоцианистские, является их антиисторизм, отказ от изучения происхождения и общественно-исторического развития человеческого мышления. Если в них и шла речь о развитии, то оно понималось как процесс чисто количественного накопления ассоциаций, их обобщения, дифференцирования и объединения во все более сложные цепи и комплексы. Такое понимание раз­вития удерживалось как психологами - эволюционистами (Спенсе­ром), так и в работах по психологии народов (Вундтом).

Только в начале XX в. конкретные исследования мышления приобрели черты подлинного историзма и появились работы, систематизирующие накопленные прежде многочисленные этно­графические данные о качественном своеобразии мышления наро­дов, стоящих на относительно низких ступенях общественно-эко­номического и культурного развития (Л. Леви-Брюль, Вейле и др.). При всей неудовлетворительности теоретических интерпре­таций излагаемых в них фактических материалов работы эти имели то значение, что они показали несостоятельность положе­ния о неизменности законов человеческого духа и внесли в учение о мышлении идею о качественных изменениях, которые оно пре­терпевает в ходе исторического развития.

Второе направление исследований, сыгравшее важную роль в понимании природы и механизмов мышления, составили экспе­риментальные работы, посвященные изучению предыстории чело­веческого мышления, — его генетических корней в животном мире. Уже первые систематические исследования (В. Келер, Р. Иеркс, Н. Н. Ладыгина-Котс) интеллектуального поведения человекооб­разных обезьян показали, что у высших животных существует сложная деятельность, которая по своему характеру сходна с мышлением, хотя и протекает в форме внешнедвигательных опе­раций («практический интеллект», или, по Павлову, «ручное мыш­ление» животных).

Изучение интеллектуального поведения высших животных, углубив генетический подход к мышлению, вместе с тем поставило перед конкретными исследованиями проблему о принципи­альном, качественном изменении мыслительных процессов при переходе к человеку. Конкретизируя положение Энгельса о роли труда в формировании человека, Выготский показал, что «мыш­ление» животных превращается в подлинное человеческое мыш­ление под влиянием перекрещивания линии развития практичес­ких предметных действий и линии развития голосовых реакций, которое необходимо происходит в условиях коллективной трудо­вой деятельности. В результате голосовые сигналы, посредством которых осуществляется общение животных, все более превра­щаются из инстинктивно-выразительных в отражающие объек­тивное содержание и становятся носителями обобщений, выраба­тывающихся в практическом опыте, т. е. приобретают функцию означения. С другой стороны, практическое интеллектуальное поведение «оречевляется», опосредствуется языком, словесными понятиями и в силу этого оказывается способным приобрести в ходе дальнейшего развития форму внутренних речевых процес­сов, свойственную словесно-логическому мышлению.

Исследования интеллектуального поведения человекообразных обезьян дали толчок экспериментальному изучению процессов практического, так называемого «наглядно-действенного» мышления и у человека. Почти тотчас вслед за работой В. Келера были начаты с помощью разработанной им принципиальной методики многочисленные исследования на детях. Эти исследования позволили выделить и описать процессы наглядно-действенного мыш­ления, как составляющие необходимую стадию умственного раз­вития ребенка.

В дальнейших работах, среди которых широкой известностью пользуются исследования А. Валлона и Ж. Пиаже, было экспери­ментально показано, что словесно-логическое мышление разви­вается из практических интеллектуальных операций путем их «интериоризации», т. е. путем перехода прежде внешних предметных действий в действия внутренние, умственные, совершающего­ся в условиях общения ребенка с окружающими и в связи с ус-пехом его речевого развития,

Большой вклад в теорию онтогенетического развития мышле­ния внесли исследования Л. С. Выготского и его школы, посвя­щенные проблеме активного формирования мыслительных про­цессов. Значение этих исследований состоит в том, что развитие мышления рассматривается не как идущее само собой под влия­нием накопления знаний и их систематизации, а как процесс усвоения ребенком общественно - исторически выработанных умст­венных действий и операций. Так как это усвоение имеет строго закономерный характер, то, управляя им, можно активно и пла­номерно формировать у учащихся необходимые мыслительные процессы - программировать их развитие (П. Я. Гальперин).

Новый аспект в изучение мышления внесли задачи, возникшие в связи с усложнением техники производства, что потребовало исследовать мышление, оперирующее наглядными механическими отношениями (так называемый «технический интеллект»). Вместе с этими исследованиями, чаще всего подчиненными целям профес­сионального отбора, были предприняты также работы, посвящен­ные изучению сложной мыслительной деятельности конструкто­ров, шахматистов, дешифровщиков аэрофотосъемок и т. п. Все это значительно расширило круг процессов, относимых к числу, интеллектуальных, мыслительных.

К числу важнейших общетеоретических проблем мышления относится прежде всего проблема соотношения внутренней, мыс­лительной и внешней, практической деятельности человека. В про­тивоположность метафизическим идеалистическим теориям, исхо­дящим из абстрактного противопоставления мышления и прак­тической деятельности, марксизм подчеркивает изначальную связь между ними. «Производство идей, представлений, сознания пер­воначально непосредственно вплетено в материальную деятель­ность и материальное общение людей, в язык реальной жизни. Образование представлений, мышление, духовное общение людей являются здесь еще непосредственным порождением материаль­ного отношения людей» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2-е Изд. Т. 3, с. 24).

Если при непосредственном взаимодействии субъекта и объекта последний открывает свои свойства лишь в границах, обусловленных составом и степенью тонкости ощущений субъекта, то в процессе взаимодействия, опосредствованного орудием, познание; выходит за эти границы. Так, при механической обработке предмета из одного материала предметом, сделанным из другого материала, мы подвергаем безошибочному испытанию их относи­тельную твердость в пределах и с точностью, совершенно недоступ­ных непосредственно-чувственной оценке, в данном случае оценке при помощи органов кожно-мышечных ощущений. По зрительно воспринимаемой деформации одного из них мы умозаключаем о большей твердости другого. Идя по этому пути, мы можем, далее, построить шкалу твердости тел и выделить такие объективные единицы твердости, применение которых способно дать точное и независимое от постоянно колеблющихся порогов ощущений познание данного свойства.. Для этого, однако, опыт практических действий должен отражаться в такой форме, в которой их позна­вательный результат может закрепляться, обобщаться и передаваться другим людям. Такой формой и является слово, языковой знак. Первоначально познание свойств, недоступных непосредственно-чувственному отражению, является непреднамеренным результатом действий, направленных на практические цели. Лишь вслед за этим оно может отвечать специальной задаче, например, оценить пригодность исходного материала или промежуточного продукта путем предварительного испытания, практического «примеривания» его. Такого рода действия, подчиненные познаватель­ной цели, т. е. результатом которых являются добываемые посредством их знания, представляют собой уже настоящее мышле­ние в его внешней, практической форме. Познавательный резуль­тат таких действий, передаваясь в процессе речевого общения другим людям, входит в систему знаний, составляющих содержа­ние сознания коллектива, общества.

Языковая форма выражения и закрепления результатов перво­начально внешнепредметной познавательной деятельности создает условие, благодаря которому в дальнейшем отдельные звенья этой деятельности могут выполняться уже только в речевом, словес­ном плане. Так как речевой процесс осуществляет при этом преж­де всего познавательную функцию, а не функцию общения, то его внешнезвуковая, произносительная сторона все более редуцирует­ся; происходит переход от громкой речи к речи «про себя», «в уме» - к внутренней словесной мыслительной деятельности. Между исходными чувственными данными и практическими дей­ствиями теперь включаются все более длинные цепи внутренних процессов мысленного сопоставления, анализа и т. д. В ходе даль­нейшего развития эти внутренние познавательные процессы посте­пенно приобретают относительную самостоятельность и способ­ность отделяться от внешней, практической деятельности. При этом разделение труда приводит к тому что умственная духовная деятельность и практическая материальная деятельность могут выпадать на долю различных людей. В условиях развития частной собственности на средства производства и дифференциации общества на антагонистические общественные классы происходит отрыв умственного труда от труда физического и внутренняя, мыслительная деятельность начинает все более противопостав­ляться внешней, материальной деятельности. Она кажется теперь вполне независимой от последней, имеющей принципиально дру­гую природу и происхождение. Эти представления о мыслительной деятельности и закрепляются впоследствии идеологами в идеали­стических теориях мышления.

Изучение особенностей мыслительной, умственной деятельности составляет задачу наук о мышлении. Особенности внутренней, теоретической деятельности- отвлеченного мышления определяют­ся тем, что она протекает без прямого соприкосновения с внешней действительностью, с объектами материального мира, хотя и опирается обычно на те или иные чувственные представления, схемы и т. п.

В отличие от процессов познания,, которые осуществляются непосредственно в практике - в промышленности и эксперимен­те – и в силу этого жестко ограничены рамками возможности производить те или другие действия в наличных предметных ус­ловиях, теоретическая, мыслительная деятельность обладает прин­ципиально беспредельными возможностями проникновения в реальность, в сущность ее явлений.

С другой стороны, утрата внутренней теоретической деятель­ностью прямого и непрерывного контакта с материальными объектами приводит к тому, что она может отрываться от действительности и создавать ложные, извращенные представления о ней. Именно это обстоятельство порождает проблему критерия истинности мышления, критерия адекватности его результатов объективной реальности.

Заслуга марксизма состоит в разработке учения о практике как о единственном критерии истинности наших знаний. Введение этого критерия обозначает необходимость проверки тех теорети­ческих результатов, к которым приходит мышление в практиче­ской деятельности и эксперименте. Конечно, такая проверка отнюдь не всегда может быть осуществлена прямо вслед за достиг­нутым теоретическим результатом и тем более непосредственно самим субъектом мышления. Под практикой и в этом случае сле­дует разуметь не только и не столько практику индивидуального субъекта познания, сколько практику общественную, к тому же не только ближайшую практику, но и практику, иногда отдален­ную от проверяемых теоретических результатов десятками и даже сотнями лет. Все это делает необходимым, чтобы опыт практики учитывался уже в самом процессе мышления, причем эта необходимость выступает тем более, чем сложнее и «длиннее» становится путь, проходимый познанием в плане умственной, внутренней, теоретической деятельности.

То, что теоретическое мышление не может обходиться без руководства некими предписаниями или правилами, которые служили бы для него ариадниной нитью, так или иначе сознавалось всеми теоретиками. «Без этого, - писал Лейбниц, - наш разум не смог бы проделать длинного пути, не сбившись с дороги». Исторически выработанная человечеством система такого рода травил («законов мышления») и составляет содержание особой дисциплины - логики, развивавшейся под влиянием прогресса человеческих знаний, науки. Анализ природы логических законов приводит ко второму аспекту проблемы теоретического познания и практики, а именно к вопросу о том, как входит опыт практики в самый процесс мышления.

В противоположность идеалистическим взглядам на логичес­кие законы как имманентные законы самого мышления, как на выражение законов абстрактного духа или как на законы «языка» науки марксистский взгляд состоит в том, что логические законы представляют собой обобщенное отражение тех объективных от­ношений действительности, которым подчиняется и которые вос­производит практическая деятельность. «...Практическая деятель­ность человека миллиарды раз должна была приводить сознание человека к повторению разных логических фигур, дабы эти фигуры могли получить значение аксиом» (Ленин В. И. Соч., т. 38, I с. 181 — 182). Таким образом, практическая деятельность, прак­тика, не только служит критерием, позволяющим проверить адек­ватность результатов теоретической мысли и объективной реаль­ности, но является также той предпосылкой, из которой вырастают правила и законы, которым подчиняется мышление че­ловека.

В качестве первого автора, систематизировавшего правила рассуждения, независимые от конкретного предмета познания, обычно называют Аристотеля. Система, изложенная Аристотелем, стала исходной для последующего развития классической фор­мальной логики. Изучение мышления, однако, не могло ограни­читься только анализом, описанием и формулированием элемен­тарных правил дискуссии; оно включило в себя также более ши­рокие проблемы об отношении, мышления к объективной реаль­ности и об общем методе познания.

Как показывают современные психологические и генетико-эпистемологические исследования, внутренняя мыслительная деятельность не только является дериватом внешней, практической деятельности, но имеет принципиально то же строение, что и практическая деятельность. Как и деятельность практическая, внутренняя, мыслительная деятельность также отвечает тем или иным потребностям и побуждениям и соответственно испытывает на себе регулирующее действие эмоций. «...Без «человеческих эмоций» никогда не бывало, нет и быть не может человеческого искания истины» (Там же, т. 20, с. 237).

Как и в практической деятельности, в мыслительной деятель­ности могут быть выделены отдельные действия, подчиненные конкретным сознательным целям. Они-то и составляют основную «единицу» деятельности, не только внешней, практической, но и внутренней, мыслительной. Наконец, как и практическое действие, всякое внутреннее, умственное действие осуществляется теми или иными способами, т. е. посредством определенных операций.

В отличие от действия, содержание которого определяется субъективной целью, содержание операций, образующих его состав, определяется объективными условиями выполнения данного действия.

Так как указанные структурные «единицы» деятельности от­носительно самостоятельны и вместе с тем представляют собой элементы структуры, которая является общей и для внешней, практической и для умственной мыслительной, деятельности, то они могут входить в одну и ту же, единую деятельность в обеих своих формах: и внешней, и внутренней. Например, в состав тео­ретической, мыслительной деятельности могут входить действия внешние, практические, а в эти внешние действия, в свою очередь, отдельные внутренние, умственные логические или математичес­кие операции. Такого рода «сплавы» процессов внешних и внут­ренних, практических -и умственных наблюдаются постоянно и тем более отчетливо, чем более практическая деятельность интеллектуализируется, сближается с умственной и, с другой стороны, чем более умственная деятельность вооружается внешними тех­ническими средствами. Таким образом, мыслительная деятель­ность как полностью внутренняя представляет собой лишь частный случай и поэтому отнюдь не может рассматриваться исклю­чительно в этой ее форме.

К еще более важным выводам приводит анализ тех генетических и динамических отношений, которые связывают между собой умственные действия и операции. Любые операции, безразлично внешнедвигательные или внутренние, умственные, являются по своему происхождению трансформированными действиями. Это значит, что всякая операция первоначально формируется в виде сознательного, подчиненного, ясно выделенной цели действия, осуществляющего некоторое звено живой человеческой деятельности - практической, учебной, познавательной и т. д. Лишь пол­ное освоение действия и включение его в состав более сложных целостных действий, в которых оно окончательно отрабатывается, теряет свои избыточные звенья и автоматизируется, превращает его в способ выполнения этих действий, т. е. в собственно опера­цию. Так как система мыслительных операций, осуществляющих умственные действия, полностью покрывает по своему объему их содержание, то может создаться представление, будто она целиком исчерпывает мышление, иначе говоря, будто формальная логика является единственной наукой о мышлении и ее законы суть единственные его законы.

Это иллюзорное представление получает свое кажущееся под­тверждение в факте существования «думающих» электронных машин. Современные вычислительные машины действительно осу­ществляют сложнейшие мыслительные операции, намного пре­восходя по точности и быстроте возможности человеческого мозга. Однако машина может выполнять лишь такие процессы, которые полностью «технизировались» в самом мышлении человека: иначе их вообще невозможно было бы технически моделировать. Умственные операции не добавляются к деятельности мышления, а образуют ее состав так же, как, например, технологические операции не добавляются к производственной деятельности, а обра­зуют ее, и возникают взгляды, утверждающие принципиальную сводимость мышления человека к «мышлению» машин.

В действительности же мышление в строгом и полном значении этого понятия у машин также не существует, как не существует у них и труда. Подобно тому как машина не является действи­тельным субъектом труда, так она не может стать и субъектом - мышления, познания. Из этих положений отнюдь, конечно, не вы­текает, что возможности технического моделирования мышления ограничены некими абстрактными пределами. Пределы эти сме­щаются, все более и более расширяясь, что происходит в силу постоянно идущей трансформации развивающихся познаватель­ных, мыслительных действий в мыслительные, умственные операции. Таким образом, то, что сегодня выступает в виде неформализуемого живого действия, завтра может стать операцией — спосо­бом решения новых творческих познавательных задач, формали­зоваться и быть переданным машине.

Развитие электронной вычислительной техники остро подчеркнуло еще одну сторону связи между внутренней, идеальной мысли­тельной деятельностью и деятельностью внешней, материальной. Если с генетической точки зрения эта связь находит свое выражение в процессах интериоризации первоначально внешней дея­тельности, то другая, не менее существенная сторона этой связи выражается в процессах, идущих в противоположном направле­нии, - в процессах экстериоризации, т. е. в переходах внутрен­них мыслительных действий и операций из свойственной им свер­нутой, сокращенной формы в развернутую, внешнюю форму. Та­кого рода обратное их преобразование, иногда полное, иногда неполное, происходит постоянно, например, в случаях возникновения затруднений, создающих необходимость контролировать умственные действия посредством записей, схем, уравнений и т. п. Это является совершенно необходимым в целях их коммуникации дру­гим людям, например в условиях обучения или сотрудничества. Вместе с тем переход умственных процессов в развернутую внеш­нюю форму делает единственно возможным их кристаллизацию в орудиях и машинах - этих «...созданных человеческой рукой органах человеческого мозга» (Маркс К. — «Большевик», 1939, No 11—12, с. 63).

Если при создании простых машин этот процесс выступает в еще непрямом и поэтому неясном своем выражении, то при конструировании электронных вычислительных машин, которые выполняют операции самого мышления, он становится непосредственно видимым.
С. Л. Рубинштейн О ПРИРОДЕ, МЫШЛЕНИЯ И

ЕГО СОСТАВЕ

Рубинштейн Сергей Леонидович (6 июня 1889—11 января 1960) — советский психолог и философ, профессор, действительный член АПН СССР. Окончил Одесский (Новорос­сийский) университет (1913), в ко­тором затем (с 1919) работал на кафедре философии и психологии. Зав. кафедрой психологии Ленин­градского гос. педагогического ин-та им. А. И. Герцена (1932—1942), Московского университета (1942— 1950). Директор Института психо­логии АПН РСФСР в Москве (1942—1945),зав. сектором психоло­гии Института философии (с 1945). Основное место в научной деятельности С. Л. Рубинштейна занимает разработка философских и методологических проблем психологии. В Своих трудах он одним из первых приступил к диалектико - материалистическому решению проблем психи­ческого отражения, сознания, лично­сти, сформулировал принцип един­ства сознания и деятельности, по­следовательно проводил принцип де-

терминизма в объяснении психиче­ских явлений, проанализировал ряд важных гносеологических проблем. С. Л. Рубинштейн — автор фундаментального учебника «Основы об­щей психологии» (Изд. 2-е. М., 1946), удостоенного Государствен­ной премии СССР, в котором систе­матизируется обширный исследова­тельский материал, дается его глу­бокий марксистский анализ. Теоре­тические разработки послужили ос­новой ряда экспериментальных ис­следовании психических процессов, прежде всего мышления. В хресто­матии помещены выдержки из кни­ги «О мышлении и путях его иссле­дования» (М.—Л., 1958), посвящен­ные принципам и анализу его ос­новных операций, а также (см. раз­дел 4) экспериментальным исследо­ваниям мыслительного процесса. Сочинения: Основы психологии. М., 1935; Бытие и сознание. М., 1957; Принципы и пути развития психологии. М., 1959; Проблемы об­щей психологии. М., 1973.

Психологическое исследование мышления, естественно, зависит от общей психологической концепции. Исходное положение той пси­хологической концепции, из которой мы исходим, можно сформу­лировать следующим образом: основным способом существования психического является его существование в качестве процесса или деятельности.

В соответствии с этим основным предметом психологического исследования мышление является как процесс, как деятельность.

Мы стремимся повсюду исходить, из объективно контролиру­емых «внешних» фактов, но видим задачу психологического иссле­дования в том, чтобы вскрыть и внутренние условия, и закономер­ности того скрытого, непосредственно не выступающего процесса, который к ним приводят.

Два основных положения, определяющие наш подход к проб­леме мышления, - это диалектико - материалистический принцип детерминизма и положение о процессе мышления как исходном предмете психологического исследования...

Правильное понимание положения о мышлении как процессе предполагает, что мышление понимается "как деятельность" субъ­екта, взаимодействующего с объективным миром. Мышление по­тому и является процессом, что оно есть непрерывное взаимодей­ствие человека с объектом. Каждый акт мысли меняет соотноше­ние субъекта и объекта; каждый акт мысли вызывает изменение проблемной ситуации, а всякое изменение проблемной ситуации вызывает дальнейшее движение мысли. Изучение процесса мышления - это, собственно, изучение процессуального хода и состава мыслительной деятельности человека как ее субъекта.

Характеристика мышления как процесса была бы бессодержа­тельной, если не определить, в чем же этот процесс заключается. Процесс мышления - это прежде всего анализирование и синте­зирование того, что выделяется анализом; это затем абстракция и обобщение, являющиеся производными от них. Закономерности этих процессов в их взаимоотношениях друг с другом суть основ­ные внутренние закономерности мышления.

Анализ и синтез - это две стороны, или два аспекта, единого мыслительного процесса. Они взаимосвязаны и взаимообусловлены. Анализ по большей части совершается через синтез (через синтётический акт соотношения условий задачи с ее требованиями и т. п.); анализ какого-нибудь целого всегда обусловлен тем, по каким признакам в нем объединены его части. Правильный анализ любого целого всегда является анализом не только частей, эле­ментов, свойств, но и их связей или отношений. Он поэтому ведет не к распаду целого, а к его преобразованию. Это же преобразо­вание целого, новое соотнесение выделенных анализом компонен­тов целого, и есть синтез. Так же как анализ осуществляется че­рез синтез, синтез осуществляется через анализ, охватывающий части, элементы, свойства в их взаимосвязи.

Психологический аспект анализа (как и всякого познаватель­ного процесса) связан с логическим анализом, совершающимся в процессе исторического развития познания. Вместе с тем нетруд­но обозначить, чем отличаются друг от друга анализ и синтез, а также абстракция и обобщение в теории познания и логике, с одной стороны, и в психологии — с другой. В теории познания речь идет о проанализированности, обобщенности и т. д. продук­тов научного мышления, складывающихся в ходе исторического развития научного знания; в психологии речь идет об анализировании, синтезировании и т. д. как деятельностях мыслящего инди­вида. Конечно, мышление индивида всегда опосредствовано и обусловлено результатами исторического развития научного зна­ния, но это последнее совершается не помимо деятельности мыс­лящих индивидов.

Но анализ и синтез вообще не являются специальным достоя­нием одного только абстрактного мышления. Анализ и синтез - «общие знаменатели» всего познавательного процесса. Они отно­сятся не только к отвлеченному мышлению, но и к чувственному познанию и восприятию.

В плане чувственного познания анализ выражается в выделении какого-нибудь чувственного свойства объекта, до того долж­ным образом не выделявшегося. Познавательное значение анали­за связано с тем, что он вычленяет и «подчеркивает», выделяет существенное. Для решения этой последней задачи анализ расчленяет в чувственном восприятии непосредственный, суммарный эф­фект разнородных взаимодействий и вычленяет явление в чистом виде в существенных для него закономерностях. В этом случае анализ переходит в абстракцию.

Абстракция - это, по существу, тоже специфическая форма анализа, форма, которую анализ приобретает при переходе к аб­страктному мышлению в понятиях.

Синтезом является всякое соотнесение, сопоставление, всякое установление связи между различными элементами. В чувствен­ном познании, в восприятии синтез выступает в виде изменения чувственных элементов, их конфигурации, структуры, формы и той или иной их интерпретации в результате соотнесения выделен­ных анализом составных частей смыслового содержания.


Единство синтеза и анализа на уровне эмпирического познания отчетливо выступает в сравнении. На начальных стадиях ознаком­ления с окружающим миром вещи познаются прежде всего путем сравнения.

Сравнение - это та конкретная форма взаимосвязи синтеза и анализа, посредством которой осуществляются эмпирическое обобщение и классификация явлений. Роль сравнения особенно велика на уровне эмпирического познания, на начальных его сту­пенях, в частности у ребенка.

На уровне теоретического познания анализ и синтез выступают в новых формах. Анализ, вычленяя существенные свойства явле­ний из несущественных, необходимые из случайных, общие из частных, переходит в абстракцию. Синтез выступает в переходе от абстракции к мысленному восстановлению конкретного как проанализированного целого в соотношении его многообразных определений. Он осуществляется путем: 1) соотнесения при объ­яснении конкретных явлений нескольких закономерностей, полу­ченных в результате аналитического расчленения перекрещива­ющихся зависимостей; 2) введения каждой из этих закономерно­стей в новые конкретные обстоятельства, в которых исходные категории получают, новую форму проявления и т. д. В теорети­ческом познании синтез выступает в виде «построения» новых, все более сложных объектов (геометрических фигур, чисел и т. д.), т. е. введения их в поле рассмотрения на основе закономер­ных соотношений их с исходным объектом (в геометрическом рассуждении — с линиями, углами и т. п.) и включения таким образом этих последних во все новые связи.

Синтез непрерывно переходит в анализ и наоборот. Строго говоря, вообще нет двух путей или двух отрезков пути познания, из которых один представлял бы собой анализ, а другой - син­тез. Анализ и синтез - две стороны единого процесса. Каждое звено познания, каждая категория мышления есть абстрактный продукт анализа конкретной действительности и, вместе с тем звено синтетического процесса - мысленного восстановления кон­кретного в его уже проанализированной закономерности.

На двух крайних полюсах познавательной деятельности аб­стракция выступает в двух отчетливо различных формах.

Элементарная форма абстракции остается в пределах чувственного, не приводит к обнаружению никаких новых, чувственно не данных свойств предметов. Отличительная особенность абстрак­ции, характеризующей отвлеченное мышление, заключается в том, что, отправляясь от чувственного, она выходит за пределы чув­ственного вообще. Отвлекаясь от сторонних, привходящих обстоя­тельств, которые маскируют существенное в явлении, абстракция выявляет явление в «чистом», «идеализированном» виде. Такая абстракция - не просто отбор тех или иных из непосредственно данных свойств явления, но и их преобразование. Общее с первым видим абстракции заключается в том, что абстракция эта и здесь не просто отвлечение от каких-либо одних свойств и сохранение любых других. Всякая серьезная научная абстракция - это отв­лечение существенных свойств от несущественных. Абстракция, характеризующая отвлеченное научное мышление, - это не акт субъективного произвола. Научная абстракция объективно обус­ловлена. Научная абстракция - это отвлечение от несущественно­го, маскирующего собственную природу или «сущность» изучаемо­го явления и выявление этой последней. Вместе с тем научная аб­стракция - это ступенька к мысленному восстановлению кон­кретного. В этих положениях заключена основа теории абстрак­ции, отправная точка для решения связанных с ней проблем.

На этой основе можно внести ясность и в теорию обобщения.

Обобщение, как и абстракция, на двух крайних полюсах про­цесса познания выступает в отчетливо различимых формах: в виде генерализации и собственно обобщения - понятийного, необходи­мо связанного со словом как условием и формой своего сущест­вования. Элементарные формы обобщения совершаются незави­симо от теоретического анализа. Элементарное обобщение перво­начально совершается по сильным признакам. Сильные свойства непосредственно, жизненно, практически существенны. Они непо­средственно, чувственно выступают на передний план в восприятии и регулируют направление чувственного, эмпирического обобщения.

Научное обобщение включает не вообще свойства общие или сходные для ряда явлений, а свойства, существенные для них.

Эти же последние выделяются посредством анализа и абстракции. Эмпирическое познание на первых шагах нащупывает существен­ное в явлениях, раскрывая путем сравнения, сопоставления явле­ний общее между ними, потому что общее, т. е. устойчивое, явля­ется вероятным индикатором того, что для данных явлений су­щественно. Но нечто является существенным не потому, что оно оказалось общим для ряда явлений, а оно потому оказывается общим для ряда явлений, что оно существенно для них. Это по­ложение образует основу теории обобщения, отправной пункт для решения этих вопросов, связанных с проблемой обобщения; и шире, обобщеннее: основным признаком ума вообще является умение выделить существенное.

Теоретическое обобщение необходимо связано с абстракцией, научная же абстракция - это анализ, отчленяющий привходящие, несущественные, маскирующие обстоятельства и отделяющий та­ким образом существенное в явлении. Научное обобщение есть обобщение выделенного посредством такой абстракции сущест­венного.

Мыслительный процесс, естественно, членится на звенья. Так, при решении задачи анализ расчленяет данное и искомое, анализ данных соотносительно с требованиями задачи приводит к выде­лению условий, составляющих известное и искомое, и т. д. Каждое звено мыслительного процесса, взятое со стороны достигнутого результата, выступает как единый акт (умственное действие, опе­рация). Однако при исследовании мышления нельзя забывать, что единым актом его делает объективно обусловленное результатив­ное выражение мыслительного процесса. Исходным, первичным являются не эти операции, а мыслительный процесс, который чле­нится на них.

В ходе мыслительного процесса образуются определенные «маршруты», определенные способы осуществления анализа, син­теза и т. д. (они могут осуществляться как в виде бессознатель­но складывающихся и автоматически функционирующих операций анализа и синтеза, так и в виде сознательно выполняемых дей­ствий анализирования и синтезирования в соответствии с осознан­ными требованиями задачи). По мере того как в процессе мышле­ния складываются определенные операции - анализа, синтеза, обобщения, по мере того как они генерализуются и закрепляются у индивида, формируется мышление как способность, складыва­ется интеллект. Самые операции мышления не даны изначально. Они постепенно складываются в ходе самого мышления.

Первичный, еще совсем пластичный процесс мышления, не отложившийся в определенные структуры («ходы»), не превратив­шийся еще в ряд определенных операций, совершается в виде поисковых проб. «Пробы» решения - это формы анализа проб­лемной ситуации.

Пробы при осмысленном решении задач - это синтетические акты соотнесения условий с требованиям задачи, посредством которых шаг за шагом совершается анализ условий. Неверная проба отвергается как не соответствующая какому-нибудь из ус­ловий задачи, поэтому мысль идет от неудачной пробы к анализу этого условия и от него к новой пробе и т. д. Побуждением к по­искам новых способов решения задач служит обнаруживающая непригодность старых, известных путей и способов.

Говоря о мыслительном процессе, о процессе анализа и т. д., нельзя вместе с тем забывать, что он реально всегда осуществля­ется применительно к определенному предметному содержанию (арифметическому, геометрическому, грамматическому и т. п.) и выступает поэтому в виде многообразных арифметических, геомет­рических и т. п. операций. Каждая из таких операций может и должна изучаться в своей специфичности. Но изучение многообразия различных мыслительных операций в их предметно - обуслов­ленных особенностях никогда не даст в результате общей психо­логической теории мышления, раскрывающей мышление в его существенных свойствах, общих всем операциям. Эти общие свой­ства мышления не рядоположны со специфическими особенностя­ми операций; преломляясь через те условия, которые эти опера­ции обусловливают, они сами получают новую форму проявления. Поэтому для того, чтобы, отправляясь от операций, прийти к об­щей психологической теории мышления, надо понять операции как формы проявления процесса мышления.

Только при таком подходе к операциям выступает их психоло­гический аспект. Всякий иной подход к ним, всякое обособление операций от процесса, формой проявления которого они являются, неизбежно приводит к тому, что на передний план в операциях выступает их предметное содержание, и исследование операций из плана психологического соскальзывает в план логики или методи­ки арифметики, геометрии и т. д. Примеров такого соскальзыва­ния, такой утраты предмета психологического исследования мыш­ления в психологической литературе о мышлении уже имеется достаточно. Психологическое исследование мышления невозможно без изучения мышления как процесса.

По мере того как в процессе мышления анализ вскрывает за­кономерные зависимости предметного содержания, являющегося объектом мыслительной деятельности, эти вскрытые анализом и т. д. закономерности и соответствующие формулы, будучи осозна­ны, могут стать правилами, по которым совершается процесс , мышления применительно к соответствующей предметной обла­сти.

При предельной абстракции от особенностей предметного со­держания операции выступают в их логической структуре. Мыш­ление, совершающееся путем применения таких правил или соот­ветствующих формул (логических, математических и т. д.), выступает непосредственно как функционирование определенных операций. Операцией в этом смысле является звено мыслительно­го процесса, определяемого правилом или формулой. Мыслительные операции в этом смысле, т. е. звенья процесса мышления, со­вершающиеся по определенной формуле, возникают в ходе исто­рического развития сначала как результат процесса мышления, открывающего соответствующее правило, и уже затем включают­ся в него.

Совокупность операций сама по себе не определяет, какая из них должна быть выбрана в каждом данном случае (ученик мо­жет владеть всеми арифметическими действиями и не знать, какое из них приложить к решению данной задачи). Актуализация тех или иных операций и применение их в данной задаче требуют анализа как задачи, к решению которой они должны быть приме­нены, так и операций, которые могут быть приняты в расчет при решении данной задачи, анализа, осуществляемого в процессе синтетической деятельности их соотнесения. Итак, применение тех или иных операций к тому или иному частному случаю предпола­гает процесс мышления (анализа, синтеза). Но помимо примене­ния уже данных операций нельзя не учесть еще один момент: к совокупности уже готовых, данных операций не может быть сведён процесс, который приводит к их открытию, к открытию пра­вил, их определяющих. Возможно, конечно, что процесс их откры­тия совершается в одной голове (в голове ученого, педагога), а в другой голове (в голове учащегося) имеется только набор правил или операций, которые он без понимания, «формально» усвоил («вызубрил»), так что они функционируют у негр автоматически в виде слепых навыков, помимо всякого мышления. Но не из этого случая надо исходить при изучении мышления. Мышление надо, очевидно, брать там, где оно есть, а не искать его там, где оно заведомо отсутствует.

Итак, ясно: не операции порождают, мышление, а процесс мышления порождает операции, которые затем в него включают­ся. Если под мышлением сначала разуметь деятельность решения задач, то непосредственно эта деятельность выступает не как мышление «в чистом виде», а в значительной мере в функциони­ровании операций, сплошь и рядом являющихся затвердевшими сгустками чужой мысли, функционирующими в виде слепых на­выков. Задача исследований, направленного на изучение мышле­ния, заключается в том, чтобы путем анализа мыслительной дея­тельности (решения задач), отправляясь от того, что выступает эмпирически на поверхности явлений, вскрыть процесс мышления в его существенных закономерностях.

Положение, согласно которому предметом психологического исследования мышления является прежде всего мышление как процесс, неразрывно сочетается с исходным положением, согласно которому изучать мышление как процесс - значит вскрывать те внутренние закономерности (анализа, синтеза, обобщения и т.д.), посредством которых происходит преобразование чувственных данных, не отражающих «в чистом виде» существенных свойств объекта.

1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   34